Год выхода: 2013
Жанр: Биография
Режиссер: Андрей Стемпковский
Сценарий: Андрей Стемпковский
Оператор: Андрей Стемпковский
Продюсер: Андрей Стемпковский
Художник: Андрей Стемпковский
Монтаж: Андрей Стемпковский
В ролях: Андрей Стемпковский
Бюджет фильма Андрей Стемпковский - Эксклюзивное Интервью: $
Описание сюжета фильма Андрей Стемпковский - Эксклюзивное Интервью:
Андрей Стемпковский – молодой режиссер, чей фильм «Обратное движение» представлял Россию на кинофестивале «Зеркало». Как можно было убедиться на встрече с режиссером, это общительный человек, который действительно любит свою профессию, и которому есть, что о ней сказать. Мы побеседовали с ним после показа фильма. - Кинематографисты часто жалуются на ситуацию с русским кино, тем более авторским – как вы смотрите на нее? - Все достаточно плохо.
У нас даже мейнстрима в кинотеатрах нет – только туповатые блокбастеры. Хорошо пойдет «Пираты карибского моря», «Форсаж 5», «Тор», но нет нормального среднебюджетного мейнстрима, который есть во всем мире. И практически нет аудитории авторского кино – ни российского, ни зарубежного. Российским кино зрители разочарованы, и во многом закономерно. Отчасти это связано с понижающей медиа-селекцией, которая не подозревает в человеке способность чувствовать и думать. Есть ощущение, что из зрителя создают позитивно-бездумную массу. Зритель авторского кино либо скачивает из инета, либо покупает на dvd – он перестал ходить в кино. Нужен прокат небольшим количеством копий, но длительный, в течение двух – трех лет. Авторское кино, включая того же Тарковского быстро не окупается.
- А в чем тогда смысл этим заниматься?
- Смысл всегда есть. Любой эксперимент, авангард редко принимает огромные аудитории, но это и есть то, что движет вперед искусство. И в дальнейшем эксперименты должны стать еще радикальнее, потому что изменилась ментальность людей и требуется новый киноязык. Разрабатываться он будет именно в авторском кино, потому что жанровое кино использует уже отработанные методы. Причем эксперимент должен быть с точки зрения и формы и содержания – прежде всего способов трансляции образов, здесь кино теряет позиции. Должна измениться и драматургическая основа киноязыка. Нужна мутация кино в целом.
- Что заставляет вас взяться за тот или иной проект – история, персонажи, или нечто обще другое? - Я берусь за историю, только если чувствую, что могу ее вложить в нее собственный смысл, если понимаю, что мне зачем-то нужно снять этот материал, и я могу его снять так, как мне нужно. Нет смысла браться, если ты не можешь передать что-то зрителю, интерпретируя, может быть, очень сухой текст. Ты можешь сильно изменить написанное, и этот люфт между написанным и снятым – это и есть твоя личность режиссера. - К какому типу режиссера вы относитесь? Жесткому, авторитарному или более мягкому? Допускаете ли вы на площадке импровизации?
- Я ближе к режиссерам, которые все продумывают заранее, как Кубрик, который все разрисовывал. Продумать не означает, что импровизаций не будет. Иногда приходишь и понимаешь – вот так делать не надо, это не сработает. Иногда это просто актерские какие-то вещи, иногда ты вообще все переделываешь. Актер, кстати, если это настоящий актер - работает и придумывает до начала съемок, советуется с режиссером. А на площадке – он уже все про своего персонажа понял – идет только воплощение. Что-то может не пойти, актер должен «зажигаться» и помочь ему - это уже задача режиссера. Работа с актером – она вся идет до съемок. Даже импровизация должна быть работой в большей степени режиссера, чем актера, режиссер должен подтолкнуть к импровизации – каким образом, это уже большой вопрос.
- Вы называете среди своих фаворитов многих режиссеров фильмов ужасов. А не хотели бы сами позаниматься жанровым кино? Я как раз и хочу им заняться, но подробно рассказывать пока не буду. Мой первый фильм «Лесополоса» - фильм ужасов, он был снят за 800 долларов. Но в России фильмы ужасов не получаются потому что нет традиции, а мы не можем изобретать велосипед. И мы берем японский велосипед, или итальянский, или американский. Мы тащим чужую систему образов в несвойственную ей реальность, а собственную разработать не можем, потому что сильно отстали, ее нужно делать с нуля. В «Лесополосе» нет национальной идентичности, они говорят на русском, но мы не фиксируемся на стране пребывания. И все равно идиотизм получается – люди говорят по-русски вещи, которые нормально звучат у американцев. А в России такая речь людям не свойственна. У нас система кино несколько раз ломалась, и теперь ее приходится изобретать заново – может это и хорошо. Посмотрите на турков, корейцев – у них прекрасное кино, может наивное до безобразия, но они почувствовали, чем живет кино.
У нас развалились даже простейшие образы – нет образа полицейского, хулигана, шлюхи. Они пошлые, мы вытаскиваем его из последних двух десятилетий, это такой новояз: нечто быстро построенное, не укорененное в ментальности. Мы даже говорим, словно переводными фразами, англицизмами – причем на уровне не лексики даже, а синтаксиса, построения предложений. Мы фальшивим на уровне даже одной фразы, человек просто отрывает рот – и тебе хочется умереть, настолько это все фальшиво. - Какое выход вам видится в этой ситуации? - Нет его, просто надо работать. Я стараюсь писать скупые реплики, не индивидуализировать. Не фальшивит только перечисление и приказ. Как только пытаешься заставить персонажа, беспризорника, например, сказать что-то как беспризорника – получается фальшиво.
И дело даже не в кинематографе, а в самой действительности - кино просто зеркало, увеличительное стекло, которое показывает эту уродливую морду. - Каким был бы фильм вашей мечты, о чем он? Как бы вы его сняли? - Я бы снял фильм про тело. Тело менее фальшиво, все слова, которые мы говорим – они одинаковы и фальшивы. А черты лица, очертания тела – они индивидуальны. Или снял бы про пейзаж, он тоже не может фальшивить, он просто существует. А вся речь в кино – фальшива. Мне бы хотелось снять фильм, где на уровне физиологии не фальшивили бы, чтобы это воспринималось на уровне костей и мяса..